Работы художника Southside Grooven — это целая вселенная из отсылок, пасхалок, метафор и даже локальных мемных концепций, которая регулярно находит отклик у всех, кто понимает Калмыкию на уровне местного жителя. На картинах автора часто можно найти неожиданное соседство чего-то привычного (обычно с этнической составляющей) и поп-культурного, чей синтез не только удивляет, но и еще глубже погружает в проблематику работы. «ТОДО медиа» поговорили с Southside Grooven и узнали, что общего у несуществующей маршрутки-восьмерки и Сансары, почему художник поместил тюльпаны в банку Cafe Pele, и как техасский рэп перекликается с концепциями кочевников.

В детстве нас очень привлекала хип-хоп культура, особенно граффити. В то время интернет в Элисте не был хорошо развит, приходилось прилагать усилия к поиску информации. Тем не менее среди граффитчиков у нас были свои кумиры, мы старались им подражать. Лично меня очень вдохновляли El Mac, Retna, Revok и другие представители лос-анджелесской уличной арт-сцены.

Параллельно начал осознавать, что у нас есть своя идентичность, которую стоило бы отразить в собственном творчестве, ведь на повторении чужих стилей далеко не уедешь.

Пытаясь привнести в свое творчество «калмыцкий стиль», я использовал образы, лежащие на поверхности. Ни для кого не секрет, что есть стереотип о калмыках-воинах, которые должны сражаться всегда. Из этого можно сделать определенные выводы, что у нас история была такая и, возможно, образ воина занимает центральное место в калмыцкой культуре.

Сейчас я пытаюсь больше исходить из современных реалий, переосмыслить настоящее, что является противоположностью тому, что я делал раньше.

Почему они были белые? Просто так получилось, наверное. Глаза — довольно деликатный момент с технической точки зрения. Хотелось, чтобы они выглядели более экспрессивно. Ну, и мне нравится Рэйден из Mortal Kombat.

Живопись и графика — два актуальных на данный момент направления. Сейчас на стенах я меньше рисую, но в будущем надеюсь реализовать пару масштабных проектов.

Да, я ходил в художку чуть больше года.

Мне хочется сделать так, чтобы мне понравилось, ну и, видимо, это просто рвение проводить эксперименты, улучшать, даже если мне работа нравится, когда я ее сделал. Все те работы, которые мы сейчас посмотрели, на момент создания мне нравились очень сильно, но это чувство обманчиво.

Все время хочется посмотреть, что там дальше за горизонтом, ты постоянно ищешь. На других смотришь и видишь, что вещи похожие у них получаются лучше, тогда стараешься лучше сделать. Там много причин. У меня в плане материалов все упростилось. Раньше реально был поиск, писал акварелью, акрилом, маслом, выходил на стенах рисовать.

Ну а графика, напротив, максимально простая в плане материалов — чернила и бумага. Наверное это означает, что я сейчас более удовлетворен тем, что я делаю, чем тогда.

Мне такой кайф доставляет вспоминать вот эти вещи, которые я когда-либо видел. Поиск референсов сам по себе интересен.

Здесь в основном используются существующие на разных маршрутах названия остановок. Но восьмерки такой нет, здесь восьмерка — это бесконечность, бесконечный круг Сансары. Для людей он начинается с роддома (одна из остановок на маршрутке). Потом ты идешь в детскую поликлинику, школу, а дальше — ж/д вокзал, потому что скорее всего поступил в универ и едешь в Москву. А из Москвы к родителям прилетаешь на самолете, и так проходит твоя взрослая жизнь. Потом наступает «конечка», но, по сути, это новое начало. Завершается один цикл и начинается новый.

Это было легко, я думал, что будет сложнее. Не знал, как это будет воспринято. Заметил, что люди на моей выставке читали в Википедии про ойратов. Они задавали мне разные вопросы, например: «А калмыки и ойраты это одно и то же?». Спрашивали про какие-то частные, конкретные вещи, это здорово.

Я был удивлен, насколько та публика способна воспринимать новую информацию, потому что мне казалось, что если человек видит что-то незнакомое, то он пропустит это мимо ушей, глаз и не вспомнит об этом. Но мне такой фидбэк пришел, о котором я не мог мечтать.

Здесь изображен ларёк в моем дворе 8 микрорайона, в который я в детстве постоянно ходил. Покупали там семечки, «Грушевый», чипсы, кольца кальмара, мороженое «Штопор». Балдеж!

Да, он как бы делает подношение богам.

Да, рядом с ларьком стоит Камри с барабанчиком крутящимся внутри. А в магазине продавщица что-то отмеряет на весах. Сейчас этого ларька уже нет, его закрыли много лет назад.

У моего одноклассника была майка футболиста Аджинджала (Руслан Аджинджал — советский и российский футболист, тренер, одно время играл за клуб «Уралан» — прим. «ТОДО медиа»). Причем он в ней зачем-то стоял на воротах, когда мы играли в футбол. Но футболка классная, оказывается, у «Уралана» так много форм было. Впервые обратил внимание, что у них была надпись на тодо бичиг спереди в какой-то период.

Я за «Ураланом» не то что бы не следил раньше. Мне было шесть, когда я побывал на своей единственной игре. Но я недавно поднял газетные статьи, старые видео, документалки про команду. Все это помогло осознать масштаб событий того периода, пусть они и длились недолго и, мягко говоря, отличались от идеальных. Круто понимать сейчас, что у нас команда играла в премьер-лиге, к нам в город приезжали другие клубы.

Название картины — это отсылка к Трем Драгоценностям в буддизме. В данном случае используется аллегория с тюльпанами, а они сейчас настолько редки, по крайней мере в Калмыкии, что мы действительно должны относится к ним как к драгоценностям.

Но привычки персонажа, с которыми он ничего не может поделать, заставляют его относиться к этим Трем Драгоценностям как к чему-то не слишком важному: он бросает бычки в импровизированную пепельницу, прямо в траву. Это можно трактовать по-разному: делать отсылки к тому, что люди не следят за экологией, или представлять эти тюльпаны как частичку дома, которую каждый увозит с собой, в какой форме она бы ни была.

Да, у меня в детстве дома такая была, хранили в ней гвозди. Мне пишут из других уголков России об этой банке, то есть для них это тоже культовая вещь. Cafe Pele — какой-то национальный бренд, причем не Бразилии, а России (смеется).

Я обратил внимание, что на всех фото с калмыцкими тюльпанами, которые я видел, она тоже есть. Подумал, что будет правильно изобразить ее здесь.

Это аллегория плохих решений в жизни, ну или воздействия плохих привычек. Еще это образно о том, что ты относишься к чему-то, чем тебе стоит дорожить, как к какой-то очередной ничего не значащей вещи.

Да, просто по жизни у него так получилось. И это не способствует принятию решений, от которых ему было бы легче и лучше.

Есть песня DJ Screw, которая так и называется — Southside Groovin. Я очень фанатею по техасскому рэпу, а DJ Screw сыграл ключевую роль в формировании его эстетики. В песне southside — это южная часть Хьюстона, откуда артист родом. Вообще, хьюстонская рэп-сцена — отличный пример того, что можно быть творчески успешным, сохраняя при этом свою культурную идентичность.

Возможно, за пределами штата мало кому есть дело до их сленга и медленной езды на Кадиллаке с 84-ми дисками, но песни об этом (например, Chamillionaire — Ridin Dirty) периодически играли в элистинских маршрутках и на радио в 2000-х, а про развлекательный парк Astroworld (так называется альбом Travis Scott) не слышали только те, кто рэпом не интересуется. Не говоря уже о легендарном продюсере Mike Dean, чья дискография распространилась далеко за пределы жанра.

Некий ориентир, остающийся неизменным, где бы ты не находился и как бы по жизни не двигался.

Когда я делаю создаю скетчи, свои мысли пытаюсь обратить в формат рисунка, я не всегда в них чувствую принадлежность именно к Калмыкии почему-то.

Смотря на современную жизнь Элисты и республики не каждый, как я думаю, может вывести из этого визуальный язык. На первый взгляд кажется, что Элиста — такой же город, как и другие, с такими же панельками, частным сектором и улицей Ленина где-то посередине. У меня такое ощущение, что люди сейчас черпают многое из эпичного прошлого, когда происходили исторически важные события, в которых участвовали калмыки, стараясь равняться на это. И, как правило, людей вгоняет немного в депрессию, современная жизнь в целом, лишенная эпических историй, которые принято ставить в пример.

Я считаю, что мы должны все вместе посмотреть на то, что мы имеем сейчас, как-то реалистично воспринять, осознать, сделать какие-то выводы и жить дальше, по возможности принимая правильные решения. В этом и была основная задумка моих работ.

Чтобы создать эти работы, мне нужно было сделать какой-то ресерч, чтобы не быть голословным и так далее. Например идешь мимо библиотеки Амур-Санана и сворачиваешь на улицу Номто Очирова, все это привычно, но я относительно недавно впервые задумался о том, что это и кто это.

Мои более ранние работы, в которых присутствует очень много воинов, — своего рода отражение того, что обычно заложено в голову молодого человека, только закончившего школу в Калмыкии. Отражение восприятия собственной культуры, формировавшегося в течение крайне ограниченного количества школьных часов, посвященных родной истории. В ней все гораздо сложнее и не так однозначно, но от этого становится только интереснее.